Коротаев Андрей Витальевич

д.и.н., профессор Российского государственного гуманитарного университета

akorotayev@mail.ru

 

Халтурина Дарья Андреевна

к.и.н., с.н.с. Центра цивилизационных и региональных исследований РАН

 

Вопрос о дифференцированном влиянии на смертность разных видов алкогольной продукции

 

            Алкоголь является важнейшим деструктивным фактором демографического, социального и экономического развития России. Так, уровень смертности россиян катастрофически высок для страны такого уровня экономического развития, как Россия, не втянутой в широкомасштабные военные действия. Существуют десятки более бедных стран со значительно более высокими показателями продолжительности жизни населения. Вдумчивый анализ демографических данных не оставляет сомнений, что локомотивом кризиса смертности в России является алкогольная смертность (Халтурина, Коротаев 2006), которая составляет, по экспертным оценкам до трети всех смертей (Немцов 2001, 2003). На Диаграмме 1 мы видим, что динамика продолжительности жизни россиян является зеркальным отображением динамики потребления алкоголя.

 

Диаграмма 1. Продолжительность жизни женщин и мужчин и потребление алкоголя в России (Госкомстат 2006; Немцов 2003)

Согласно официальным данным в России на душу населения в 2001 г. потреблялось 10,7 литров чистого алкоголя в год (WHO 2005), однако на самом деле этот показатель выше, поскольку огромная доля теневого сектора на алкогольном рынке с трудом поддается исчислению. По мнению экспертов, реальное потребление алкоголя в России достигает 15 литров спирта на душу населения (Немцов 2003) или приблизительно 180 бутылок водки в год на взрослого мужчину (Немцов 2001: 7).

В ряде стран аналогично высокий уровень потребления алкоголя не сопровождается аномально высокой смертностью. Среди этих стран Португалия, Ирландия, Чехия, Франция, Германия, Австрия (WHO 2005). Причина этого кроется в том, что разные виды алкогольной продукции воздействуют на организм по-разному, и главным фактором риска являются не специфические свойства ингредиентов напитка, а соотношение спирта и воды (и в этом смысле алкогольный коктейль из водки и лимонада сопоставим с крепким пивом, но не с водкой как таковой). Характерно, что большинство стран, где наблюдалась сверхсмертность и демографические "кресты", − это водочные страны: Россия, Белоруссия, Украина и страны Балтии.

Как показывают исследования, одномоментный прием тех же самых доз этанола в виде крепких и слабых напитков, очевидно, оказывает сходное токсическое воздействие (Нужный с соавт. 2003). Однако крепость напитка определяет среднее количество алкоголя, потребляемое за один прием. Высокое содержание этанола в относительно небольшом объеме крепких напитков приводят к тому, что доза, которая естественным образом выпивается за вечер в компании, зачастую приводит к сильной интоксикации, которая является опасным для организма и жизни человека состоянием.

Эксперимент, проведенный В. П. Нужным и его соавторами, показывает еще один потенциальный механизм влияния именно водочной интоксикации на смертность. При экспериментальном потреблении добровольцами одинакового в спиртовом эквиваленте количества водки, пива и джин-тоника было замечено, при потреблении пива и джин-тоника максимум опьянения наступал через полчаса после завершения приема алкоголя. При потреблении того же количества этанола в виде водки максимум опьянения наступал через 90−150 минут (Нужный с соавт. 2003). На бытовом уровне это может означать ситуацию, при которой человек, пьющий водку, не чувствуя, что выпил предельную для его безопасности дозу, в течение часа и более продолжает потреблять алкоголь, достигая действительно сильной алкогольной интоксикации.

Еще более опасны распространенные в России суррогаты алкоголя (одеколоны, медицинские препараты и др.). Как отмечают участники исследования преждевременной смертности мужчин трудоспособного возраста в Ижевске, "употребление суррогатов 5 или более раз в неделю ведет в 10-кратному увеличению риска смерти по сравнению с теми, кто никогда не пьет суррогаты. Это связано, прежде всего, с очень высоким содержанием в суррогатах этанола, пока нет доказательств, что они содержат другие токсические вещества" (Исследование избыточно смертности 2006). Очень высокая крепость и предельная дешевизна такого рода напитков уносит десятки тысяч жизней граждан России ежегодно

Сильная алкогольная интоксикация не только способствует неадекватному поведению (недооценка опасности, рисковое и агрессивное поведение), но и является мощным стрессом для организма, и, в особенности, сердечно-сосудистой системы.

Зависимость между крепостью наиболее популярного вида напитков и смертностью мужчин 40−59 лет в странах бывшего социалистического блока с уровнем потребления алкоголя более 8 литров спирта на человека в год (пороговый уровень, превышение которого считается критическим для страны) хорошо видна на Диаграмме 2.

Диаграмма 2. Смертность мужчин 40−59 лет в постсоциалистических странах с потреблением алкоголя более 8 л. на душу в год в зависимости от наиболее популярного типа напитков[1]

Отметим, что даже небольшой сдвиг преимущественно водочной Литвы в сторону пива и вина привел к заметно меньшей по сравнению с Эстонией и Латвией смертности не только среди мужчин 40−59 лет, но и в целом. Это хорошо соотносится с наименьшим из трех стран уровнем связанных с алкоголем ДТП, и с меньшим уровнем смертности от алкогольных отравлений (WHO/Europe 2006)[2].

Существует множество исследований, подтверждающих связь между потреблением алкоголя и уровнем самоубийств (см., например: Palola et al.1962; Andreasson, Allebeck, Rösmeljö 1988; Skog 1991; English 1995; Rösmeljö 1995: 126−128; Немцов 2001, 2003; Rossow, Pernanen, Rehm 2001; WHO 2004: 39−42).

Если в свое время лидерами по числу самоубийств были Швеция и Финляндия, а позже Венгрия (как раз тогда, когда эти страны испытывали острые алкогольные проблемы), то в настоящее время лидируют постсоветские европейские страны водочного пояса.

На уровне кросс-национальной выборки европейских и центральноазиатских стран мы наблюдаем достаточно сильную корреляцию между потреблением крепких алкогольных напитков и уровнем самоубийств на 100 тыс. чел. в 2000−2002 г. (Диагр. 3).

 

Диаграмма 3. Потребление крепких алкогольных напитков и уровень самоубийств в 2000−2002 г. [3]

ПРИМЕЧАНИЕ: r = + 0,64; α = 0,00004.

 

В то же время корреляция между абсолютным уровнем потребления алкоголя и уровнем самоубийств значительно слабее (Диагр. 4):


Диаграмма 4. Потребление алкоголя и уровень самоубийств в 2000−2002 г. [4]

ПРИМЕЧАНИЕ: r = + 0,39; α = 0,005.

 

Продолжительность жизни определяется целым рядом факторов, включая уровень жизни, качество медицинского обслуживания, экологическую ситуацию, психологические факторы и т.д. Эти факторы, очевидно, воздействуют сходным образом и на мужчин, и на женщин, в то время как мужчины потребляют намного больше алкоголя, чем женщины. Поэтому воздействие разных видов алкоголя на уровень смертности должно отражаться не только на показателе продолжительности жизни, но и (с особой силой) на показателе разницы между продолжительностью жизни женщин и мужчин.

На Диаграмме 5 представлено распределение этого показателя в промышленно развитых странах "пивного", "винного" и "водочного" (крепкоалкогольного) поясов (взяты только "пьющие" страны, где население потребляет более 8 литров чистого алкоголя в год на душу населения). Страны классифицированы по полюсам в зависимости от того, на какой из видов алкогольной продукции приходится наибольшее потребление алкоголя в спиртовом эквиваленте:


Диаграмма 5. Разница между продолжительностью жизни женщин и мужчин в промышленно развитых странах с уровнем потребления более 9 литров алкоголя в год на душу населения в зависимости от основного вида алкогольных напитков

ПРИМЕЧАНИЕ: ρ = 0,79; α = 0,000000001.

Из Диаграммы 5 отчетливо видно различие между пивным, винным и, условно говоря, водочным поясом по показателю разницы между продолжительностью жизни женщин и мужчин. Напомним, что в непьющих мусульманских странах с развитой системой здравоохранения разница между продолжительностью жизни женщин и мужчин составляет 3–5 лет, что, вероятно, близко к естественной биологической разнице.

В странах пивного пояса этот разрыв, в среднем, равняется шести годам. Несколько выше он в Финляндии и Чехии, где население предпочитает пиво, но также потребляет и крепкие напитки в количестве более 3 литров чистого алкоголя на душу населения в год.

В промышленно развитых странах винного пояса средний разрыв между мужской и женской продолжительностью жизни составляет около 8 лет. Наименьшим этот показатель является в Греции и на Кипре, где, возможно, данные по потреблению алкоголя гражданами этих стран завышены, поскольку значительную часть продаваемых алкогольных напитков потребляют туристы. Наибольшим этот разрыв в винном поясе является в Венгрии, где крепкие напитки, хоть и в меньшей степени, чем вино, но все же весьма популярны среди населения. Эти данные показывают, что вино, потребляемое в значительных количествах, наносит больший вред здоровью, чем пиво.

Наконец, наибольший разрыв между продолжительностью жизни женщин и мужчин наблюдается в "водочном" поясе, где среднее значение этого показателя превышает 10 лет. Исключение составляют Польша и Словакия, где пивная компонента в структуре потребления алкогольных напитков на конец 1990-х−начало 2000-х была сопоставима с "водочной" и имеет тенденцию к ее замещению (см. ниже). Печальное "лидерство" по этому показателю сохраняется за Россией, где разрыв между средней продолжительностью жизни женщин и мужчин в 2001 г. составляла 12 лет, а к настоящему моменту порядка 14 лет.

Коэффициент корреляции Спирмана между наиболее популярным видом алкогольных напитков и разрывом между продолжительностью жизни женщин и мужчин равняется 0,79. Это означает, что обнаруженная нами зависимость объясняет более 60% (0,792 = 0,6241) всей дисперсии данных. Результаты анализа указывают на то, что алкоголь является важнейшим фактором мужской смертности в промышленно развитых странах, причем огромное значение имеет крепость потребляемых алкогольных напитков. Вино имеет более высокое процентное содержание алкоголя, чем пиво, и, очевидно, является более вредным для здоровья, а крепкие алкогольные напитки (водка, горилка, самогон, грабка, ракия, палинка и т.д.) особо вредны для здоровья и опасны для жизни.

Обнаруженная зависимость действует и за пределами постсоциалистического пространства. В частности, она помогает объяснить "шотландский парадокс": в Шотландии, где национальным напитком является виски, смертность традиционно заметно выше, чем в таких традиционных "пивных" регионах, как Англия и Уэльс. Исследования показывают, что эта разница не может полностью объясняться экономическими и социальными причинами, так как за последние десятилетия произошло существенное выравнивание уровня жизни англичан, валлийцев и шотландцев, в то время как разница в уровне смертности еще более увеличилась (Hanlon et al. 2005).

Итак, крепкие алкогольные напитки оказывают заметно более деструктивное влияние на жизнь и здоровье людей, чем слабые. Это значит, что снижение смертности в России возможно только при условии отказа россиян от массового потребления водки и самогона. Прецедентов этому в истории было достаточно много, так как через процесс отказа от крепких алкогольных напитков в качестве наиболее популярного способа потребления алкоголя прошли практически все североевропейские страны. В большинстве случаев снижение доли водки и других крепких напитков означало вытеснение ее более слабыми напитками, прежде всего пивом и вином.

Процесс перехода с крепких алкогольных напитков на пиво и вино практически повсеместно сопровождается снижением смертности и связанных с алкоголем проблем. Так, Финляндии не удавалось добиться существенного роста продолжительности жизни вплоть до введения в середине 1970 гг. очень высоких цен на водку, которые привели к снижению потребления водки (Вишневский, Кваша, Харькова 2005) (которое, впрочем, никогда не достигало современного российского уровня) (WHO 2005).

Недавний пример перехода населения страны с водки на пиво представляет собой Польша (Вишневский, Кваша, Харькова 2005). На Диаграмме 6 представлена динамика продолжительности жизни мужчин, потребления водки и пива в Польше (потребление вина в этой стране традиционно невелико).

Диаграмма 6. Динамика потребления водки, пива (л/чел./год) и продолжительности жизни мужчин в Польше в 1974−2001 гг.

ПРИМЕЧАНИЕ: Источники данных: WHO 2004, 2005; World Bank 2004.

Как мы видим, потребление водки и продолжительность жизни мужчин в последние десятилетия в Польше находились практически в противофазе друг другу. Замещение водки пивом в структуре потребления способствовало существенному росту продолжительности жизни поляков.

Процессы, происходящие в наши дни в странах Балтии, также подтверждают наличие зависимости между потреблением водки (а также других крепких напитков) и смертностью. Латвия, Литва и Эстония − традиционно водочные страны. Однако в настоящее время потребление пива в Эстонии и Латвии растет, а потребление водки снижается (Euromonitor 2004a, 2004b) вместе с показателями смертности, в то время как в Литве потребление водки и смертность растут, по всей видимости, в связи с неудачной алкогольной политикой государства (отмена 65% налога на водку и легализация самогоноварения) (Euromonitor 2004с).

 

Литература

 

Вишневский А. Г., Е. А. Кваша, Т. Л. Харькова. 2005. Приоритеты и политика в области снижения смертности в России. Доклад на семинаре "Демографический кризис в России: стратегия и тактика его преодоления", 9 ноября 2005 г.

Госкомстат РФ. 2006. Раздел "Население". Основные демографические показатели; Демография на 1 января 2006 г. (http://www.gks.ru). Цит. 17.03.2006.

Исследование избыточной смертности 2006. Исследование избыточной смертности мужчин трудоспособного возраста. Краткий обзор результатов исследования по материалам конференции. Население и общество 241−242 (http://www.demoscope.ru/weekly/2006/0241/analit06.php).

Минко А. И. 2001. Алкоголизм − междисциплинарная проблема (выявление, лечение, реабилитация, профилактика). Український вісник психоневрології 9(4): 6–7.

Немцов А. В. 2001. Алкогольная смертность в России 1980–90-е гг. М.: NALEX.

Немцов А. В. 2003. Алкогольный урон регионов России. М.: NALEX.

Нужный В. П., Ю. Д. Пометов, А. В. Ковалева, Е. В. Павельев, И. В. Цупко, Н. С. Овчинникова, Ю. В. Котовская, П. П. Огурцов, Ж. Д. Кобалава и В. С. Моисеев. 2003. Сравнительное исследование психофизиологических эффектов водки, пива и слабоалкогольного газированного напитка. Вопросы наркологии 2: 22−35.

Халтурина Д. А. и А. В. Коротаев 2006. Русский крест. Факторы, механизмы и пути преодоления демографического кризиса в России. М.: УРСС.

Andreasson S., P. Allbeck, and A. Rosmelsjö. 1988. Alcohol and Mortality among Young Men: Longitudinal Study of Swedish Conscripts. British Medical Journal. 296: 1021−1025.

Brunovskis A., and T. Ugland. 2003. Alcohol Consumption in the Baltic States. Oslo. Fafo-paper 4 (http://www.fafo.no/pub/rapp/702/702.pdf).

English D. R., et. al. 1995. Quantification of Drug Cause Morbidity and Mortality in Australia, 1992. Canberra: Commonwealth Development of Human Services and Health.

EUROMONITOR. 2004a. Alcoholic Drinks in Estonia. Vilnus, London, Chicago: Euromonitor International.

EUROMONITOR. 2004b. Alcoholic Drinks in Latvia. Vilnus, London, Chicago: Euromonitor International.

EUROMONITOR. 2004c. Alcoholic Drinks in Lithuania. Vilnus, London, Chicago: Euromonitor International.

Hanlon R. S., D. Buchanan, A. Redpath, D. Walsh, R. Wood, M. Bain, D. H. Brewster, J. Chalmers, D. Walsh. 2005. Why Is Mortality Higher in Scotland Than in England and Wales? Decreasing Influence of Socioeconomic Deprivation between 1981 and 2001 Supports the Existence of 'Scottish Effect'. Journal of Public Health 27(2): 199−204.

Palola E., T. L. Dorpat, and W. R. Larson. 1962. Alcoholism and Suicidal Behavior. Society, Culture and Drinking Patterns, D. J. Pittmen and C. R. Snyder eds. New York, London: John Wiley and Sons, Inc.

Romelsjö A. 1995. Alcohol Consumption and Unintentional Injury, Suicide, Violence, Work Performance and Intergenerational Effect. Alcohol and Public Policy: Evidences and Issues. H. D. Holder and G. Edwards eds. Oxford, NY, Toronto, Tokyo: Oxford University Press. P. 114–134.

Rossow I., K. Pernanen, and J. Rehm. 2001. Accidents, Suicides and Violence. Mapping the Social Consequences of Alcohol Consumption. I. Klingemann, and G. Gmel eds. Dordreht: Kluwer Academic Publisher. P. 93−112.

Skog O. J. 1991. Alcohol and Suicide −Durkheim Revised. Acta Sociologica 34: 193−206.

UNICEF 2004. Социальный мониторинг "Инноченти", 2004 г. Florence: UNICEF Innocenti Research Centre.

WHO (World Health Organization). 2004. Global Status Report on Alcohol. Geneva: World Health Organization.

WHO (World Health Organization). 2005. Global Alcohol Database (http://www3.who.int/ whosis/menu.cfm?path=whosis,alcohol&language=english). Цитировано 17.01.2005.

WHO/Europe (World Health Organization, Regional Office for Europe). 2006. European health for all database (HFA-DB) (http:// www.euro.who.int/hfadb). Цит. 18.03.2006.

World Bank. 2004. World Development Indicators. Washington, DC: World Bank.

 



[1] Источник данных по смертности среди мужчин 40−59 лет: UNICEF 2004; Источники данных по потреблению различных типов алкогольных напитков: WHO 2005; Brunovskis, Ugland 2003; Минко 2001.

[2] Для Эстонии данные по смертности от алкогольных отравлений приведены в формате, не сопоставимом с латвийскими и литовскими.

[3] Источник данных по уровню самоубийств: WHO/Europe 2006.

[4] Источник данных по уровню самоубийств: WHO/Europe 2006.

Hosted by uCoz